Андрей Коновал, сопредседатель Общероссийского профсоюза работников здравоохранения «Действие» принял участие в качестве эксперта в информационно-аналитической программе ПРАВ!ДА? Общественного телевидения России.
Волна массовых увольнений медиков идет по всей стране. Почти везде причины сводятся к высокой нагрузке на фоне низких зарплат. Специалисты вынуждены работать и медсестрами, и санитарами, и диспетчерами одновременно. Дополнительная нагрузка при этом не влияет на зарплату. Врачам отказывают в надбавках за стаж, ночные смены и переработки. Пациенты, в свою очередь, жалуются на низкое качество услуг в государственных поликлиниках и больницах, на нехватку врачей и очереди к узким специалистам. Особенно остро проблема стоит в сельских медицинских учреждениях.
Юрий Алексеев: Примеру врачей из Нижнего Тагила, которые заявили о массовом увольнении из-за колоссальной нагрузки, могут последовать до 40% медиков по всей стране. Не исключено, что это произойдет уже к концу года. Таков прогноз Профсоюза сотрудников скорой помощи.
Семен Николаевич, а вы согласны с такой оценкой? Действительно все так плохо в системе здравоохранения, что 40% медиков к концу года уволятся?
Семен Гальперин: На самом деле реальная ситуация гораздо хуже, чем президент сказал на встрече с Правительством, с министром здравоохранения. Он назвал, что провал у нас только в первичном звене. Но мы давно знаем, что реформа здравоохранения привела к печальным последствиям: резко снизилось качество и доступность медицинской помощи. И можно сказать, что провал – это результат всей той оптимизации, которая происходила в последние годы. У нас здравоохранение разрушено до основания.
Юрий Алексеев: Андрей Петрович, действительно никакого диалога не ведется? Или начались эти массовые увольнения – и власть, чиновники что-то предпринимают?
Андрей Коновал: Ну, на самом деле, когда акция… Ну, я называю это акцией, потому что то, что сделали врачи того же Нижнего Тагила – это было видно, что это такой продуманный поступок, когда целая группа фактически выступила, поставила ультиматум: «Или мы увольняемся через две недели, или вы что-то начинаете делать».
Наш профсоюз – профсоюз «Действие» – подобные мероприятия проводит довольно часто, они уже получили название «итальянская забастовка», то есть работа по инструкции. Ну, в наших российских условиях, в условиях российского здравоохранения это работа по Трудовому кодексу, использование механизмов Трудового кодекса прежде всего для того, чтобы как-то надавить на работодателя и на чиновников. И мы с мая на скорой помощи той же ведем так называемые итальянские забастовки.
И везде, где мы это начинали (а это несколько регионов – это Пензенская область, это Смоленская область, это Орел, это сейчас Петрозаводск, но там немножко иначе развивается ситуация, Тольятти, Самарская область), чиновники были вынуждены садиться за стол переговоров. Там выезжает или министр, или замминистра региональный – и, собственно говоря, начинается диалог. И мы там отбиваем те позиции, по которым ставили вопросы. Повышаются зарплаты, возвращаются «ночные». Но – далеко не всегда. Вот сейчас в Петрозаводске вместо того, чтобы пойти на диалог, чиновники и работодатели там развернули информационную войну против наших активистов.
Но я что хочу сказать? В целом ситуация… Действительно, существует, сложилась система коллективной безответственности, круг которой приходится прорывать вот такими, что ли, коллективными действиями, такими акциями.
Антон Беляков: Вы поймите, что эту ситуацию невозможно решить вот такими действиями, потому что… Ну приедет глава даже региона, даже губернатор. Сама система финансирования медиков такова, что там большая субъектовая составляющая. У нас сотрудники Федеральной службы безопасности или Следственного комитета финансируются напрямую из федерального бюджета, а медиков поставили в положение…
Причем, я подчеркиваю, мы все время говорим «врачи и учителя». А я говорю «медики», потому что есть средний медицинский персонал, который вообще за людей не считают, и младший медицинский персонал, о котором даже не говорят. Вот врачи, да, как-то борются. А сестры, фельдшеры пусть как-нибудь выживают.
Так вот, у медиков есть колоссальная федеральная… вернее, колоссальная региональная надбавка к федеральной составляющей. Какие-то регионы могут позволить себе к федеральным деньгам добавить много: Москва, Ханты-Мансийск, наши нефтяные регионы, Татарстан. А какие-то регионы – моя родная Владимирская область – да завтра вы хоть губернатору ноги узлом завяжите, но у него нет региональных денег в достаточном количестве.
Андрей Коновал: Нет, а почему она появится? Потому что вдруг решит Скворцова этим заниматься?
Антон Беляков: Я просто к тому, что… Вот вы говорите, что приехал министр здравоохранения и начал договариваться.
Андрей Коновал: Нет, я хочу сказать, что…
Антон Беляков: Он с этими конкретными договорится, а с тремя соседними районами он не сможет это сделать.
Андрей Коновал: Абсолютно я согласен с вами, что решение проблемы лежит на федеральном уровне.
Антон Беляков: Исключительно на федеральном.
Андрей Коновал: Но если на местах медработники будут сидеть тихо и, как вы сказали, просто скрежетать зубами, то ничего не будет.
Антон Беляков: Это правда.
Андрей Коновал: И я подчеркну, что даже президент обратился к этой теме на «Прямой линии» после того, как наша ведущая профсоюзную кампанию организация Пензенской областной станции скорой помощи направила на «Прямую линию» 500 SMS. И Путин сказал: «Вот пришло одно SMS из одного региона, там есть проблемы с зарплатой. Надо разобраться». После этого пошли встречи со Скворцовой, с Голиковой, потом снова со Скворцовой.
В принципе, Скворцова сейчас озвучила то, о чем наш профсоюз и другие общественные организации говорили: надо привязать среднюю зарплату к ставке. Скворцова сказала, что 1,2 ставки. Ну, это без разницы. Всегда можно считать, сколько на ставку. И практически повторила те параметры, которые мы обозначали в ходе наших итальянских забастовок.
Юрий Алексеев: Валерий Анатольевич, ответим? В частности, грядет ли реформа обязательного медицинского страхования?
Валерий Елыкомов: Вы знаете, я думаю, вопрос, который вы подняли, с одной стороны, мне как врачу он неприятен, потому что чем больше мы негативных ситуаций…
Юрий Алексеев: Ну, эти истории правда глаза режут?
Валерий Елыкомов: Нет, нет, нет. Мы, по сути дела, начинаем противопоставлять врачей обществу. А это, может быть, одна из самых больших ошибок, которая произошла за последние 30 лет.
Второй вопрос – то, о чем вы говорили – ну, в отношении вложения средств серьезных. Мне кажется, что на самом деле что произошло? Мы просто ворвались в высокотехнологичную помощь. Это на самом деле так, я абсолютно согласен. И то, что делает сейчас наша высокотехнологичная помощь – это уровень мира. То есть мы ничем не отличаемся. И за это надо хвалить. Кстати, ту же Веронику Игоревну Скворцову – за региональные сосудистые центры. Оно сто процентов выстрелило, выстрелило.
Но что произошло с первичным звеном? А мы забыли вообще, что это 85% всех обращений больных. Мы решили, что миллион прооперированных у нас по ВМП решат все проблемы здравоохранения. Да конечно, что не решат. И вот то, что их подзабыли… Шагнуть-то мы шагнули, а вот чуть-чуть штанина порвалась. Вот это, собственно говоря, сейчас мы и обсуждаем.
И я бы сегодня не всю систему хаял бы. Высокотехнологичная помощь, специализированные центры, городская медицина так не страдает, как первичное звено, как скорая медицинская помощь. А в первичном звене самое главное… Вот про национальные проекты мы говорим. Самое главное, чтобы люди хотели это делать. А судя по тому, что происходит, особого желания делать нет. И вот тогда, по сути дела, надо разбираться в причине.
А что произошло, что народ доходит до крайних мер, вот таких вещей?
Юрий Алексеев: И к вопросу: а что произошло? Ведь дело далеко не в зарплатах, хотя тоже в них. Дело в колоссальной нагрузке, и я об этом вначале сказал. Потому что к не сильно большим зарплатам российские медики привыкли, но к тому, что ты работаешь…
Андрей Коновал: Нет, не привыкли, не настолько привыкли.
Юрий Алексеев: Не настолько?
Андрей Коновал: То есть речь идет о том… Откуда берутся эти огромные нагрузки?
Юрий Алексеев: 32 часа человек работает, да?
Андрей Коновал: Да. То есть – непрерывно.
Юрий Алексеев: А расскажите, как это происходит. Как складываются эти 32 часа? Чтобы люди понимали.
Андрей Коновал: Ну как? У него нищенская зарплата. Допустим, 12 тысяч – оклад у врача-хирурга. Ну, плюс какие-то стимулирующие. То есть – нищенская. Естественно, во-первых, штат не заполнен, то есть вместо десяти хирургов, допустим, там четыре. И они сами заинтересованы, чтобы как-то свести концы с концами, брать подработки. Значит, он берет подработку, то есть совместительство. Соответственно, допустим, берет десять ночных дежурств в месяц. Десять. А у него же еще есть и своя основная рабочая смена. Соответственно…
Юрий Алексеев: Ночное дежурство – это с четырех до восьми?
Андрей Коновал: Да. С восьми до шестнадцати он отрабатывает свою рабочую смену. С шестнадцати он уходит в ночь. А с восьми: «Здравствуйте! Я снова на работе». И так десять раз в течение месяца. Вы представляете себе, в каком состоянии находятся эти люди?
Юрий Алексеев: Честно? Не представляю.
Андрей Коновал: И это же не просто десять раз. В остальные дни-то он работает как обычно. То есть, конечно, тут привыкнуть нельзя – и к низким зарплатам, к тому, что ты приходишь домой и не можешь принести деньги, у тебя дети не могут какие-то элементарные вещи попросить. Ну, наверное, к этому привыкнуть невозможно.
У нас сейчас в Петрозаводске, где ведется итальянская забастовка в скорой помощи, женщина пишет: «Я ушла на ставку – и я просто счастлива, потому что я впервые на 1 сентября повела дочь в школу. Правда, дочь мне говорит: «Мама, а зачем ты со мной идешь? Я уже в восьмом классе». То есть она не смогла с ней с первого класса быть на этом празднике образования. То есть вот такая ситуация.
Антон Беляков: Любая реформа, к сожалению, последние лет пятнадцать в Российской Федерации всегда означает только одно – сокращение затрат. Пенсионная реформа – не будем греха таить, это чтобы меньше тратить, что бы ни говорили отдельные представители Правительства. Реформа здравоохранения – это снижение затрат, оптимизация затрат.
Все, что делалось за последние пятнадцать лет в сфере социалки Правительством, которое не скрывает своих либеральных… Это сейчас стало ругательным словом. В принципе, люди имеют право на социальную или либеральную точку зрения. У нас финансовый блок – это либералы правой ориентации. И все, что сегодня делалось – это перенаправление средств в реальный сектор экономики, поддержка банковского сектора, поддержка крупных компаний, поддержка банковской системы и так далее. Соответственно, обескровливание социального сегмента. Вот бюджетники (обидное слово – «бюджетники») там как-нибудь продержатся.
Так вот, когда начиналась реформа здравоохранения, все прекрасно понимали, что это снижение расходов. «Ну, может быть, мы их разложим по карманам не так, а эдак, и, может быть, хватит». Не хватило, не хватило. И пока мы не начнем тратить на здравоохранение другие деньги, как это делают в тех странах, которые мы хотим копировать, ничего не изменится, к сожалению.
А теперь по поводу регионов, если позволите, два слова скажу – по поводу того, как договариваются, приезжают. Я знаю, как договариваются в моей родной Владимирской области. У нас в Александрове тоже 11 человек написали заявления и попытались уволиться. Договариваются не так: «Мы вам зарплату дадим». А договариваются так: «У тебя муж работает в водоканале, а дочка у тебя учится в таком техникуме. Вот ее завтра отчислят, а мужа уволят. А теперь давай вернемся к разговору: ты точно не хочешь вернуться к своей работе?» Вот так тоже «договариваются». Поэтому не нужно здесь питать…
Андрей Коновал: Ну, это называется не «договариваются», а это называется «произвол».
Антон Беляков: Конечно.
Юрий Алексеев: Абсолютно это же злит людей. Люди разные по характеру. Если сильный характер, они могут пойти на принцип и идти дальше.
Юрий Фокин: Пример. В течение года почти 70 обращений поступило в Московскую область, в Общероссийский народ фронт, что не могут закупить препараты для лечения онкологического больного. Мы буквально на этом форуме, который был по радиологии, узнали, что деньги из федерального центра перечислены, но на сегодняшний день они не освоены.
Я еще раз говорю: менеджеры на местах, руководители министерств, руководители ведомств, главные врачи – вот кто главные…
Антон Беляков: То есть главные врачи развалили здравоохранение?
Юрий Фокин: Я не сказал, что развалили. Я сказал, что они должны быть хозяевами. И у них в руках есть финансирование достаточное.
Антон Беляков: Вы не обижайтесь, но это шутка дня. Вот сейчас каждый телезритель, который узнал, что главный врач, оказывается, виновник развала здравоохранения в стране…
Юрий Фокин: Я такого не сказал!
Антон Беляков: Он сейчас держится за живот от смеха.
Юрий Фокин: Я сказал, что главный врач сейчас, когда идет укрупнение, является центровой фигурой в регионах.
Александр Серяков: На самом деле Минздрав Российской Федерации, по сути, выносит законы, которые должны исполнять на местах. Но на местах, имея уже, допустим, те же самые законы, наш федеральный закон 44-й о контрактной системе, 323-й об охране здоровья наших сограждан, вот когда это выходит на местах, и люди уже на местах пытаются играть аукционы, и назначаются эти цены на закупку препаратов, нужных препаратов, просто производители не выходят на аукцион, на тендер, потому что им не интересна такая цена, и они не готовы работать себе в убыток и поставлять эти препараты. Вроде бы деньги выделяют, а главный врач закупить не может, никто не выходит на аукцион.
Андрей Коновал: Давайте посмотрим, какой объем финансирования у нашего здравоохранения. 3,2 триллиона сейчас, да?
Антон Беляков: Это половина от мирового.
Андрей Коновал: Даже не от мирового, а, скажем, в сравнении со странами Новой Европы, Восточной Европы, которые сопоставимы по уровню развития с нашей страной. Там 5% от ВВП идет. А у нас…
Юрий Алексеев: Но я не говорю, что этот пример с Московской областью применим по всей России, потому что та же Московская область – деньги туда вроде бы идут. Я сам из Рязани. В Рязани очень простые больницы, но тем не менее медикаменты там есть, обеспечение есть.
Андрей Коновал: По подсчетам экспертов, для того чтобы свести концы с концами и избавиться от этих ужасов, нужно не 1 триллион с чем-то дополнительных денег.
Александр Серяков: Не менее 5% от ВВП.
Андрей Коновал: Необходимо 6 триллионов, то есть в 6 раз больше.
Юрий Алексеев: Друзья, Семену Николаевичу дадим слово, потому что он давно хочет высказаться.
Семен Гальперин: По этим дополнительным деньгам, которые будут брошены на ремонт провала – это, конечно, очень хорошая идея. Но вопрос: кто будет их распределять? Потому что если эта модернизация номер два, которая идет теперь… А мы знаем, что было в первой модернизации, когда распилили огромный бюджет. Дальше идет проект…
Антон Беляков: Томографы до сих пор стоят не распакованные.
Семен Гальперин: Да. Закупалась аппаратура, которая вообще никому была не нужна, потому что закупали чиновники со своими друзьями по бизнесу.
Антон Беляков: Стоят томографы, в три раза дороже купленные.
Юрий Алексеев: По очереди, пожалуйста.
Семен Гальперин: Дальше у нас программа теперь «Здравоохранение», то есть национальный проект «Здоровье», номер два. Эти люди провалили одну реформу. И сейчас они будут точно так же ремонтировать этот провал и будут пилить огромные деньги на этом. Давайте спросим: почему президент не сказал, кто конкретно виновен в системном провале здравоохранения в России? То есть невозможно же так, что это на местах одновременно все сговорились и провалили. Значит, тот, кто организовал эту реформу, тот, кто организовал оптимизацию, тот, кто закрывал клиники и больницы, тот, кто увольнял врачей – он виноват.
И по замечанию Антона Владимировича. Вы сказали, что есть бедные регионы, которые просто не справляются.
Юрий Алексеев: Дотационные.
Семен Гальперин: Вы посмотрите – в Москве, в богатом регионе, тоже не хватает врачей. И они тоже возмущаются, они тоже… Ну, сейчас Москва решает эту проблему.
Антон Беляков: В Москве мы уволили (подождите, поправьте меня), по-моему, половину.
Андрей Коновал: Тысяч двадцать медработников.
Антон Беляков: Да больше. Сто тысяч, по-моему, уволили.
Семен Гальперин: Закрыли половину больниц просто, переименовали их. У нас была сплошная нумерация больниц. Сделали очень хитро: теперь у нас нумерации больниц нет, они теперь по именам. Теперь невозможно проследить, какую больницу закрыли, какое здание продали, кто теперь где хозяин.
Прошла обыкновенная приватизация здравоохранения, потому что делить уже было нечего к 2010 году. И тогда эти чиновники придумали: «Давайте оптимизируем». Мы вспомним, когда была приватизация промышленности, нам тоже говорили: «Это экономически целесообразно. Мы повысим эффективность, мы понизим государственные затраты. И мы здорово выиграем от этого, вся страна». Произошло то же самое. Мы тогда потеряли класс инженеров, а сейчас у нас исчезает практически профессия врача. Понимаете?
Юрий Алексеев: И эта картина характерна для всей страны?
Семен Гальперин: Конечно. Более того, чем дальше от Москвы, тем хуже ситуация, потому что за Уралом уже масса городов, где в принципе нет здравоохранения, где больницы пустые стоят. Они уничтожили эти ФАПы, а теперь они их строят заново. Вот это все по кругу…
Антон Беляков: И Владимирской области такой же развал.
Семен Гальперин: Но Москва решает эту проблему очень просто. В Москву приезжают люди со всей страны, особенно из близлежащих регионов.
Юрий Алексеев: В Москве денег побольше.
Семен Гальперин: Для них это большие деньги. Они устраиваются на работу. Здесь врачи участковые в поликлиниках – им объединили участки, сделали огромную нагрузку, и они тоже уже не могут с ней справляться. И в Москве, где масса денег… Понимаете, Москва – это богатейший все-таки субъект. А куда уходят эти деньги? У нас не заработал закон…
Андрей Коновал: Если мы ведем расчет на ставку, то есть нормальная продолжительность рабочего времени, которая позволяет человеку восстанавливаться, как-то вести какую-то иную жизнь, кроме как на производстве, то да, такие зарплаты есть – 12 тысяч, 18 тысяч. Ну, по-разному.
Юрий Алексеев: А ставка – это сколько? Какой процент от реальной суммы, которую доктор получает на руки?
Андрей Коновал: Ну смотрите. Чтобы понимала широкая публика. Если человек ходит, у него пятидневная рабочая неделя… Допустим, рабочий на заводе ходит, восьмичасовой рабочий день, два выходных. У медиков в связи с вредными условиями труда и 7 часов, и 7 часов 48 минут – ну, сокращенная рабочая неделя. Это есть как бы нормальная продолжительность рабочего времени, предусмотренная Трудовым кодексом. А если вы, как мы с вами вначале обсуждали, берете дополнительную работу, то, соответственно, это уже переработка, которая типа дополнительно оплачивается. И люди, как бы работая на две ставки, понимаете, свыше двух ставок…
Семен Гальперин: Это запрещено законом, кстати.
Андрей Коновал: Я недавно был в Салавате. Помните, там такие смеющиеся врачи роддома, вирусный ролик такой был, когда они смеялись над своими зарплатами, которые озвучивал директор?
Юрий Алексеев: Креативный подход.
Антон Беляков: Извините, поясню. Директор озвучивал их приезжему руководителю федеральному в присутствии коллег. И когда он сказал: «У меня весь этот зал вот столько-то получает», – то зал невольно начал реагировать.
Андрей Коновал: Там женщина – единственный неонатолог на весь Салават. А там примерно стотысячный город. И она единственная, потому что все остальные (по-моему, там должно быть восемь специалистов), они все уволились. Она такая стоит, у нее такой взгляд уже слегка остекленевший, потому что она невыспавшаяся. Она говорит: «Понимаете, какая ситуация? Я и уволиться не могу, и работать тоже не могу». А рядом стоит ее коллега, которая все-таки уволилась, нашла в себе силы, и говорит: «А я предлагала, чтобы меня приняли на работу, но я попросила 80 тысяч на ставку за эту работу. Мне их не дали».
Соответственно, теперь эта женщина одна должна обслуживать весь город. А если она завтра сляжет, то, собственно говоря, весь город останется без специалиста. Вот такая история.
Юрий Алексеев: Не совсем до конца понял про ставку. Вы говорите о том, что доктор занимает какую-то должность. Ставка – это то, сколько он получает на руки минус налоги. А всевозможные надбавки, которые идут сверху?
Андрей Коновал: Нет, подождите, подождите! Это немножко другая тема. Есть оклад, вот есть оклад – это гарантированная часть зарплаты. Есть компенсационные выплаты за работу в условиях, отклоняющихся от нормальных, – ну, например, ночной характер работы. И есть стимулирующие выплаты – типа за интенсивность, за особые тоже какие-то заслуги и так далее. Соответственно, зарплата складывается из этих трех составляющих.
Валерий Елыкомов: Базовая ставка – это 55–60%, по приказу министерства.
Андрей Коновал: Но при этом у нас оклад составляет на самом деле чаще всего меньше 50%. Хотя сейчас поднимают, федеральный центр говорит, что в этом панацея: «Сейчас мы поднимем до 55–60% оклад в структуре зарплаты – и типа все будет хорошо». Но на самом деле оклад-то поднимают, а срезают опять же компенсационные выплаты, стимулирующие выплаты. И в результате у людей не то что не повышается общая зарплата, а она падает.
Юрий Алексеев: То есть опять докторов обманули.
Андрей Коновал: И возникает вопрос: а почему федеральный центр… Вот обвиняют федеральный центр. Почему Правительство Российской Федерации не выполняет свою обязанность установить базовые оклады?
У нас ведь какая штука еще происходит? У нас каждый регион свое положение об оплате труда принимает и там устанавливает собственный базовый оклад. В результате, скажем, там, где должна быть надбавка северная (ну, например, Карелия), у них должно быть, допустим… сейчас точно не знаю, ну, допустим, в полтора раза больше оплата в связи с этой надбавкой. Так они там занижают размер оклада – и в результате сама зарплата оказывается такая же, как в Центральном регионе России. И федеральный центр этим не занимается и считает, что это нормально. Тогда зачем мы вводите районные коэффициенты, северные надбавки? Для чего?
Юрий Алексеев: Семен Николаевич, а в этой ситуации есть какой-то выход? Потому что вот что ни предложишь – все равно нарисуется какая-то мутная схема.
Семен Гальперин: Выход в исполнении законов на самом деле и в четкой ответственности. Нужно понять, кто за что отвечает. Вот в чем проблема? Что не выполнил федеральный центр на самом деле? Федеральный центр позволил чиновникам на местах произвольно распределять этот фонд заработной платы.
Опять я вернусь к ассоциации с промышленностью. Вы помните, в 90-е годы на Крымский мост выходили шахтеры и стучали касками по асфальту, потому что…
Антон Беляков: На Горбатый.
Семен Гальперин: Их основные претензии были: вот у них маленькая ставка, зарплата, а все остальное – это премии. И это решает хозяин шахты, сколько им дать.
Юрий Алексеев: Могут быть, а могут и не быть.
Семен Гальперин: Вот сегодня главные врачи… не сегодня, а они в 2010–2012 году получили такое право – самопроизвольно распределять эти стимулирующие выплаты.
Юрий Алексеев: Это в рамках Майских указов они решили так действовать?
Семен Гальперин: Нет, это было до того. Они получили это право. И главный врач в зависимости от отношения к конкретному сотруднику… Ну, у него есть несколько замов, родственников и друзей, которым он дает гигантские деньги, несколько подхалимов на работе, которые у него всегда в передовиках и получают громадные деньги. А все остальные живут на нищенскую договорную зарплату, которая указана в договоре. На нее прожить невозможно. Федеральный центр виновен в том, что он позволил такую систему. У нас должно быть четко определено. Мы должны забыть вообще про эти средние какие-то показатели. Это мошеннические показатели. Понимаете, это средняя по больнице. У нас должно быть четко, как во всем мире.
Андрей Коновал: Вот смотрите. Сам подушевой норматив – ведь он, сегодня, определяется. Есть тариф на медицинскую услугу. В тарифе теоретически ведь что должно быть заложено? Коммуналка, приобретение лекарственных препаратов, заработная плата, ну, текущие расходы.
Валерий Елыкомов: Расходные материалы.
Андрей Коновал: Да, расходные материалы. Если вы заложили уровень заработной платы, оклады и все остальное вот такое – соответственно, вы тариф будете рассчитывать, исходя из того, что вам не нужно на эту рабочую силу, на этих «лошадок в белых халатах» тратить какие-то средства. Соответственно, у вас тариф будет низкий. И когда нам говорят: «Ну что же вы хотите? У нас денег нет, потому что тарифы низкие, объемы там заложены низкие. Соответственно, как мы вам поднимем оклады?» Простой вопрос: «Так если вы изначально эти оклады занизили, то у вас и тариф будет низкий, потому что вы не закладываете эти деньги туда».
Юрий Алексеев: Семен Николаевич, заключительный вопрос, десять секунд буквально, коротко. Как мы можем выбрать из этой ситуации?
Семен Гальперин: Проблема будет решаться только в том случае, если решать, какое у нас будет будущее в медицине, станут не чиновники, сидящие в креслах, а медицинское сообщество, как это делается во всем цивилизованном мире. Поэтому нам не нужны никакие стимулирующие выплаты. Дайте нам возможность договариваться о том, какую именно зарплату мы считаем достойной для себя.
Юрий Алексеев: Очень надеюсь, что ваши слова услышат.
